Дедушка мой, Николай Василич, помню, сидит на заднем крылечке, смотрит в огород, курит свою любимую «приму». Погодка хорошая, тепло. Куры в земле копаются, какие-то птички поют, на кухне гремит посудой бабушка, где-то по приемнику «Маяк» свои знаменитые позывные выводит. Не помню, то ли конец сентября был - урожай весь убрали, то ли начало мая – еще не посадили. Мне было тогда, не соврать, лет девять-десять. Все свои выходные я проводил в дедовом доме. Вот и в тот раз играл в огороде, вместе с курами в грязи швырялся. А дед возьми да и скажи, что где-то в огороде его прадед клад закопал. Я сам не раз слышал, в разговоре с друзьями или родными подвыпивший дед хвалился, что у нас в роду-племени водился аж сам князь Звенигородский, предводитель уездного дворянства города А., и что в жилах наших течет самая, что ни наесть, благороднейшая кровь. И что дед его был человек состоятельный, имел краснодеревные мастерские, и что и прадед его тоже был, видимо, не лыком шит. Каким боком, каким киселем мы были в родстве-кумовстве с князем Звенигородским меня тогда не волновало, даже наоборот, какое может быть родство с князем у мальчика-пионера?! Я до сих пор не могу точно выяснить, правду ли говорил дед о родственных связях, скажу только одно. Мой дядька, младший отцов брат, в молодости своей один-в-один был похож на этого самого князя на фотографии в краеведческом музее. Только князь-то жил сто лет назад… Надо сказать, что каждый Божий год, когда вскапывали огород, находили одну-две мелких старинных монеты: копеечки, двушки, а то и гривенники царской чеканки. И у деда эта коллекция была достаточно большая, для человека всерьез никогда не увлекавшегося нумизматикой. В большом спичечном коробке (помните, которые в советские времена стоили по 8 копеек) лежало несколько десятков монет дореволюционной чеканки разного достоинства и бумажные ассигнации разного номинала, но в основном зеленые «трешницы», синие «пятерки» да красные «червонцы». А также старые советские «десячки» и «пятнашки».
Мало того, года за три до этих событий, которые я описываю, когда я еще посещал наш любимый детсад, мои дядьки, ремонтировавшие забор дедова огорода, под одним из столбов нашли настоящий клад, состоявший из сгнившего напрочь револьвера, горстки патронов, превратившихся в труху, и истлевшего фонарика с квадратной батарейкой. Клад этот, как тут же выяснилось, закопал сам дед в 38-м году, когда его призывали в Красную Армию, да со временем забыл о нем. И только пошатнувшийся забор открыл сорокалетнюю тайну. Весть об этом кладе быстро облетела весь город А., и каждый считал своим долгом посмотреть на корявый, изъеденный коррозией револьвер. Брат мой занялся чисткой револьвера от ржавчины. Он чистил его наждачкой и напильником, ковырял отверткой, протирал машинным маслом. Неделями револьвер мок в жестяной банке с керосином, и в конце концов превратился в прекрасный, провонявший нефтепродуктами, искуроченный, ободранный, полуразрушенный ржавый предмет, похожий на револьвер с вывороченный барабаном.
Дед всегда был для меня непререкаемым авторитетом и источником истины в последней инстанции. Волшебное слово «клад», разумеется, возымело свое магическое действие. Револьвер револьвером, но возможные сокровища прадеда или самого князя, тут же пробудили во мне приступы золотой лихорадки, и дедов огород, если закрыть глаза, превращался в волшебную страну Эльдорадо. Стоявшие то тут, то там яблонки превращались в тенистую апельсиновую рощу, цинковая водосточная труба, нацеленная на коричневую бочку, метаморфозировала в чудный фонтан, щелястый сортир с неплотно прикрытой дверью представился аккуратной полосатой будочкой постового, покосившаяся дощатая беседка, в которой сушился лук, виделась стеклянной террасой, увитой плющом и виноградом, а забор, сколоченный из разнокалиберных досок и горбылей, явился витой ажурной изгородью на мраморных столбах. И даже бревенчатый дедов дом казался ни чем иным, как хрустальным дворцом, под сводами которого прятались несметные сокровища и страшные тайны великих князей…
Я тут же подсел к любимому деду и начал выпытывать с пристрастием сведения про клад. Дед сначала посмеивался да отшучивался, да говорил «отстань от меня». Но, поскольку я не намеревался сдаваться, избрал другую тактику.
- Не знаю, - сказал он серьезно. – Сам подумай. Где обычно клады закапывают?
Я долго ходил вдоль забора, задумчиво отшвыривая сапогом комья земли и распугивая кур. Клады, по моему мнению, прятались либо в рыжей кирпичной кладке древней стены, либо где-нибудь под ветхим мостом, либо в могиле рядом с истлевшими костями, либо, на худой конец, под корнями кривобокой березы. Первые три пункта отпадали сразу, так как в дедовом огороде не было ни могил, ни мостов, ни старых руин. А вот дерево вполне подходило на роль Хранителя клада. Пусть не было в ухоженном дедовом огороде старой березы или сказочного дуба, но были яблоньки: белый налив, анис, антоновка… Решено было копать под антоновкой, и, почему-то, непременно с северной стороны. «Она все равно кислая, - решил я. – Не жалко кислятину». Тот факт, что эта самая антоновка была посажена всего лет десять, от силы пятнадцать лет назад, и что дедов прадед никак не мог закопать теоретический клад именно под этим деревом, меня не тревожил. Наоборот, яблоня все больше и больше казалась мне достойной на роль Хранительницы клада.
К счастью, и к моему тогдашнему горю, о готовившихся раскопках в корнях яблони догадался дед, и археологические изыскания были в корне пресечены. На мою просьбу копать не с северной, а, скажем, с восточной стороны яблони, дед ответил красноречивым жестом, обозначавшим вытягивание ремня из брюк. Я был обижен на деда. Ну как же, клад, до которого подать рукой, который сам лез в эти самые руки, уплывал, растворялся из-за беспричинных дедовых капризов. Но дед мой, будучи человеком мудрым и одновременно добрым, дабы сильно не расстраивать любимого внука и заодно извлечь хоть какую-то пользу из моего энтузиазма, походил по огороду, покурил, что-то покумекал и вдруг вполне резонно заметил, что клад может быть закопан не под самыми корнями антоновки, а, скажем, в двенадцати метрах к югу от совсем другой яблонки. Откуда взялась эта цифра, 12 метров, а также направление, строго на юг, мне не пришло в голову. И почему вдруг от другой яблонки, растущей в конце сада? Дед сказал – значит так оно и есть!
Предполагаемое место было очерчено остро-отточенным лезвием лопаты. Я поплевал на руки и принялся искать клад, который лежал в каких-нибудь сантиметрах от моих подошв. Земля летела в разные стороны, но дед, пару раз наведывавшийся ко мне, велел землю ссыпать в одну кучу. Но до земли ли тут, когда лопата моя вот-вот лязгнет о крышку кованного сундука, таящего в своих внутренностях сокровища, собираемые князьями и боярами долгие годы. Я уже прикинул скромненько так, как распоряжусь кладом, с кем поделюсь, а кто пусть завидует черной завистью. Деду надо будет построить новый дом, обязательно каменный. А бабушке надо будет купить новую посуду и стулья. Отец давно просил мопед, а мать цветную шаль. Брат вредный, он ничего не получит, пусть завидует. Хотя нет, я великодушен! Пусть попросит у меня как следует, а я подумаю, может прощу его. Санька друг получит свою долю, небольшую. Он всегда со мной делится. А вот Родик – фигушки. Не дал мне сахарного петушка попробовать – от ворот поворот. Да, в деревню другой бабушке надо тоже что-нибудь купить. Например, часы-ходики. У нее старые как раз сломались. Вернее я сломал… Мою щедрость несколько омрачало сознание того, что от клада я должен буду получить не более двадцати пяти процентов. Ну ладно, великие князья были людьми богатыми, и даже четверть состояния – это тоже целое состояние. Есть! Лопата славно лязгнула, но вместо кованной крышки дубового сундука из-под ее лезвия показался бутылек от витаминок. Снова лязг! На этот раз кирпич, раскрошившийся от времени. Лязг! Консервная банка…
Через часа три я, грязный как свинья и уставший как собака, почти уже потерявший надежду на отрытие клада, еле сдерживая слезы от обиды на деда, размышлял над тем, что земля тут твердая, как камень, и ее, скорее всего не касалась лопата прадеда-кладозакапывателя. Яма получилась на славу! Дыра, глубиной мне по пояс с полукубовой кучей земли рядом украшали задворки огорода. Почему же нет клада, ведь дед не мог ошибиться и, тем более, обмануть преднамеренно! Я тыкал лопатой в неровные края ямы, надеясь услышать характерный лязг или почувствовать пустоту. У меня было чувство, будто этот клад только что сперли из-под самого моего носа, а я не уследил. Ведь он был же, клад этот! Должен же быть!
- Ну как, нашел клад? – Спросил меня дед, подкативший старую тележку, на которой он раньше развозил навоз по огороду. – Не нашел? Ну, ничего, ничего… Сейчас мы сами клад закопаем! Я вот тут уборную почистил…
По огороду распространился неприятный запах.
Ошарашенный, я смотрел, как дед вываливает из тележки в мою яму, хранительницу несметных сокровищ царей и князей, целую кучу отходов человеческой жизнедеятельности, переполнивших маленький сортир, эту аккуратную будочку часового.
Сентябрь, 2007 г.

© Copyright: Николай Полыгалин, 2007